Иностранная пресса о россии и не только. Есть ли у Ирана атомная бомба? Ядерная гонка вооружений на Ближнем Востоке

И ранский МИД дал Европе два месяца, чтобы определиться.

За это время европейские страны должны дать Тегерану четкие гарантии соблюдения ими условия ядерного соглашения 2015 года. В противном случае Иран оставляет за собой право принять «вынужденное решение». Об этом в ультимативной форме сообщил заместитель главы МИД Ирана Аббас Аракчи 13 мая 2018 года.

Какими будут эти «вынужденные решения», догадаться не трудно. Иран вновь приступит к разработке собственного ядерного оружия. Причем займет это у него очень небольшое время. Дело в том, что Иран, как очень разумная страна, претендующая на региональный статус, наверняка подстраховался.

Ядерная гонка вооружений на Ближнем Востоке

Итак, заявление Ирана недвусмысленно намекает на то, что Иран готовится возобновить военную ядерную программу. Такие же планы есть и у саудитов, а Израиль , как мы знаем, давно входит в ядерный клуб с предположительной парой сотен боеприпасов. Причем Саудовская Аравия, скорее всего, рассчитывает «ускорить» работы над созданием ядерной бомбы путем переговоров с Пакистаном, которому она в свое время дала денег на создание первого в исламском мире «ядрен-батона».

Уверен, что именно этот путь является для королевства наименее затратным и наиболее реализуемым. Иран же вел разработку ядерного оружия самостоятельно и основательно. К началу 2010-х он достиг довольно больших успехов в этом направлении, но под давлением США вынужден был свернуть работы. У меня есть все основания предполагать, что свернуты они были не полностью. Вернее, совсем не свернуты, но в другом месте…

Ракетная программа Ирана (нюансы)

Этой темы мы подробно касались, когда рассматривали возможности иранских стратегических ракетных сил и системы ПРО Израиля отразить их удар, если это потребуется в будущем. Теперь же пришло время дорассказать то, о чем я тогда предпочел умолчать, но о чем уже ранее вскользь упоминал. Меня всегда «смущала» явная дополняемость ракетно-ядерной программы Северной Кореи и программа создания ракетно-ядерного щита Ирана.

Иран создал неплохие БР СД, но не стал делать МБР. В свою очередь КНДР сделала упор именно на этих ракетах. Иран создал новые системы наведения БЧ. А еще разделяющуюся головную часть, что в первую очередь имеет смысл для ядерного оружия. В то же самое время корейцы не только создали ядерный заряд, но и поработали над его миниатюризацией (насколько успешно вопрос, но то дело времени и денег) и не стали «заморачиваться» созданием точных систем наведения и разделяющихся головных частей.

Интересная логика, правда? Если мы копнем глубже, то резкая активизация разработки ядерного оружия и новых ракет в КНДР начались именно тогда, когда Иран отказался от подобных разработок у себя дома. И именно тогда они смогли добиться больших и главное для многих неожиданных успехов в этом деле. И мало кто задавался вопросом, а откуда у КНДР на все это нашлись ресурсы.

Конечно, можно предположить, что все дело в Китае и его помощи. Логика в этом тоже есть. А если это все-таки Иран? Не секрет, что многие секреты Пхеньян получил, перекупив их у таких стран, как Украина. Наработки советских конструкторов во многом послужили основой для работы северокорейских специалистов. А ведь мало кто уже помнит, что с начала 2000-х именно Иран очень плотно окучивал украинское руководство и получил от него очень много ценных знаний в области ракетостроения и даже покупал у него образцы (например несколько крылатых ракет Х-55).

А еще не секрет, что ранее Иран и КНДР очень плотно сотрудничали в этой отрасли и схема иранские деньги в обмен на ракетный продукт давно уже отработана в отношениях двух стран. Это и наличие серьезных финансовых возможностей у Тегерана и отсутствие таковых у КНДР заставляют совсем по-другому посмотреть на проблематику создания иранской ядерной бомбы. А что, если она уже создана и просто лежит в другом месте.

Денуклеризация Северной Кореи или нуклеризация Ближнего Востока

Сколько на сегодня у КНДР ядерных боезарядов, не знает никто. Как никто не знает и о секретных договоренностях двух режимов. И как тут не вспомнить о вдруг серьезном пересмотре Пхеньяном отношения к своей ядерной программе. Ким Чен Ын с большой охотой сегодня идет навстречу США в вопросе ядерного разоружения. Еще год назад он заявлял, что его страна никогда не расстанется с ядерной бомбой, а сегодня Вашингтон даже объявляет сроки, когда такое событие может случиться (2020 год).

Пусть они пока гипотетические, но все же прорыв очень примечательный. А если предположить, что все наработки по бомбе, а также часть боеголовок будут перевезены в Иран? Скажете, невозможно? Не уверен. Тогда, имея свои центрифуги и производственные мощности, уже через пару лет Тегеран сможет стать полноправным обладателем ядерного оружия (и межконтинентальных ракет в придачу). А на первое время, чтобы отбить у Израиля желание делать глупости, хватит и десятка северокорейских зарядов. Ведь система ПРО Израиля пока не готова противостоять этой угрозе, а уже через десяток лет все это может стать бессмысленным… Итак, как мы видим ядерная угроза со стороны Ирана, это вовсе не блеф. Причем, самое интересное в этом, что Тегеран при этом не нарушал условия соглашения 2015 года.

В Лозанне успешно завершились переговоры по рамочному соглашению с Ираном . "Шестерка" международных посредников в составе США, Великобритании, Франции, Германии, Китая, России подписала с Тегераном документ, ограничивающий развитие Ираном ядерных программ в обмен на отмену принципиальных санкций. При этом у Ирана остается право на мирный атом, включая работы по обогащению урана. Г лава иранского внешнеполитического ведомства Мохаммад Джавад Зариф заявил, что Тегеран ставит перед собой задачу выйти на мировой рынок ядерного топлива. Для этого планируется внедрить ряд уже имеющихся в распоряжении Ирана новых технологических разработок.

Как сообщила верховный представитель ЕС по внешней политике Федерика Могерини, участники переговоров достигли базовых договоренностей, которые создают основу для достижения окончательного соглашения с Ираном, намеченного на конец июня. Представители "шестерки" надеются, что это соглашение воспрепятствует созданию иранской атомной бомбы под прикрытием гражданской ядерной программы, и положит конец международному кризису, который продолжается уже 12 лет.

Иран согласился сделать свою ядерную программу максимально прозрачной, не развивать новых ядерных проектов и отказаться от обогащения урана на всех объектах, кроме одного - в Натанзе. Если Международное энергетическое агентство подтвердит, что Тегеран выполнил все ключевые условия договора, введенные против Ирана санкции США и ЕС, будут приостановлены. Если же возникнут хотя бы малейшие подозрения в том, что Иран ведет нечестную игру, будут проводиться комплексные проверки.

Несмотря на то, что США и другие страны расценивают достигнутые соглашения с Ираном как большую победу, французская сторона прокомментировала событие весьма сдержанно. Министр иностранных дел Франции Лоран Фабиус отметил, что хотя соглашение, несомненно, - ступень к позитивным сдвигам в вопросе ядерной программы Ирана, "есть еще над чем работать". Он порекомендовал Ирану не нарушать достигнутого соглашения, выполнение которого Франция берет под свой контроль.

Единственный, кто не порадовался успеху на переговорах с Ираном, стал премьер-министр Израиля Биньямин Нетаньяху. По его мнению, соглашение угрожает существованию Израиля. Интересно, что при этом Израиль является единственным государством Ближнего и Среднего Востока, которое уже давно имеет собственное ядерное оружие, средства его доставки и в целом гораздо более мощную, чем Иран, научно-технологическую базу в ядерной сфере. И, в отличие от Ирана, Израиль до сих пор не присоединился к ДНЯО (Договору о нераспространении ядерного оружия).

Затратный путь к компромиссу

Сложности во взаимоотношениях Ирана и мирового сообщества возникли в 2003 году. Тогда выяснилось, что Иран уже 18 лет занимался ядерной деятельностью и разработками, несмотря на то, что является официальным членом МАГАТЭ. Правительство Ирана "сдала" оппозиционная партия страны, а затем информацию подтвердила западная разведка. Поводом для обвинений в стремлении Тегерана получить собственное ядерное оружие стали не зарегистрированные МАГАТЭ центрифуги для обогащения урана, обнаруженные в 2004 году. Позже обвинительная линия Запада строилась на информации о том, что Иран начал работы по обогащению имеющегося у него урана до уровня 20%.
Все попытки организации плодотворных переговоров с Ираном по поводу прекращения ядерной деятельности ни к чему не привели, причем с приходом к власти Махмуда Ахмадинежада дискуссии по этому поводу вообще прекратились.

В 2006 году досье по ядерной программе на Иран было передано в ООН. Каждый год, начиная с 2006 и заканчивая 2010, Союз безопасности организации принимал новые санкции, но должного успеха они не имели. Ситуация сдвинулась с мертвой точки, когда три года назад свои санкции против ядерной программы Ирана ввели ЕС и США, что очень болезненно ударило по экономике страны. Две самые критичные санкции: запрет на импорт нефти и газа в ЕС и США и исключение из межбанковской системы SWIFT.

Аналитики подсчитали, что с 2012 по 2013 год экспорт иранской нефти сократился на миллион баррелей в день, что в денежном эквиваленте составило до $40 млрд в год. За тот же период порядка $100 млрд иранских нефтедолларов были заблокированы в западных банках. Поскольку иранскую банковскую систему в процессе санкций отрезали от всего мира, это привело к уменьшению внешней торговли примерно на треть, равнозначно увеличив стоимость импорта. В итоге ВВП Ирана в 2013 году упал на 6,6%.

Как только к власти пришел Хасан Рухани, в Женеве было заключено соглашение, ставшее первым шагом к иранскому ядерному компромиссу. Каждый месяц стали проходить встречи Ирана и "шестерки", но сроки окончательного соглашения постоянно сдвигались из-за идеологических и политических разногласий, а также в виду определенных технологических сложностей. И вот, наконец, 2 апреля было достигнуто базовое соглашение между Ираном и посредниками. Так что путь к этому событию был действительно долгим и сложным.

Соглашение с Ираном, в первую очередь, выгодно ЕС И США, ведь они несут от антииранских санкций ощутимые потери. С 1995 по 2012 год, согласно официальным данным американских экспертов, США недополучили около $175 млрд потенциальной экспортной выручки от торговли с Ираном. Кроме того, Америка и Европа планируют наладить новые отношения с Ближним Востоком, чтобы ослабить газовую зависимость от России. Иран, кстати, хорошо понимает. По словам президента страны Хасана Роухани, "Иран обладает уникальным статусом в энергетической сфере, поэтому может быть надежным источником энергии для Европы".

Ядерные резервы

По словам Барака Обамы, после достигнутого апрельского соглашения мир может спать спокойно, не боясь иранской ядерной угрозы. Но действительно ли так страшен ядерный потенциал Ирана? Интересно, что Иран стал одним из первых государств, которое присоединилось к Договору о нераспространении ядерного оружия, подписав его в 1969 году и ратифицировав в 1970 году. Через четыре года после этого Тегеран подписал Соглашение о гарантиях с МАГАТЭ, которое предусматривает проведение на иранской территории регулярных инспекций.

Начало развитию иранской ядерной программы было положено еще в 60-е годы, причем, как ни удивительно, при активной поддержке США и Европы. Первый ядерный реактор мощностью 5 МВт, использующий в качестве топлива более 5,5 кг высокообогащенного урана, Вашингтон презентовал шаху Ирана Мухаммеду Реза Пехлеви. Параллельно Франция, Великобритания, Италия, Бельгия, а также Германия принимали участие в программе развития ядерной энергетики в Иране, участвуя в строительстве двух атомных электростанций в Бушере и Ахвазе, поставляя оборудование и ядерное топливо, обучая специалистов.

Свержение шахского режима и установление республиканской формы правления в Иране привело к разрыву отношений с Западом. Продолжить ядерную программу удалось лишь в 90-е годы, с новыми партнерами в лице Китая и России. Последняя, в частности, заканчивала строительство АЭС в Бушере. С приходом к власти Махмуда Ахмадинежада темпы развития ядерной промышленности, включая технологии обогащения урана, резко возросли. Для этого в Араке построили завод по производству тяжелой воды, в Натанзе - уранообогатительный завод, в Кередже - ядерный исследовательский реактор.

В настоящее время в Иране есть семь центров по разработке и производству ракетной техники, которую можно использовать для потенциальной доставки ядерного оружия. По оценке экспертов, иранские вооруженные силы располагают баллистическими ракетами меньшей и средней дальности до 1.600 км. При этом планируется создать баллистические ракета с гораздо большей дальностью полета (в том числе, "Шехаб-5" и "Шехаб-6") и дальностью стрельбы от 3.000 до 6.000 км. В ближайшие годы появится также баллистическая ракета "Саджиль-2" с предполагаемой дальностью полета как минимум 2.000 км. Потенциально эти ракеты могут применяться против израильских, а также американских военных баз, расположенных в зоне Персидского залива. В 2011 году Иран заявил о намерении производить углепластиковые композиционные материалы, что, по мнению специалистов, свидетельствует о готовности страны создавать баллистические ракеты межконтинентальной дальности.

Объемы производства Ираном низкообогащенного и среднеобогащенного урана (соответственно до 5% и 20%) и имеющаяся научно-производственная ядерная база свидетельствуют о том, что у Ирана есть действительно реальный потенциал для создания ядерного оружия. И если он решит его создать, то найдет способ это сделать в обход всех договоренностей: ведь не зря на протяжении многих лет никто не догадывался о наличии у Тегерана секретных ядерных программ.

Поэтому мир вряд ли может спать спокойно, тем более, что на Востоке есть еще и Израиль, в активе которого уже не предполагаемое, а вполне реальное ядерное оружие, авиационные и ракетные средства его доставки, прикрываемые современными национальными противоракетными системами. Очевидно, что без комплексного урегулирования иранской и израильской ядерных проблем, а также ликвидации химического оружия Израилем, создание на Ближнем и Среднем Востоке свободной от оружия массового уничтожения зоны просто невозможно.

У Исламской республики Иран отношения с внешним миром никогда не были простыми. Иногда кажется, что после развала СССР Иран выбран на Западе в качестве главного геополитического противника и объекта для критики. Россия в этой ситуации пытается лавировать: сохраняет дружеские отношения с Ираном, но и избегает чрезмерного сближения, с одной стороны, запускает АЭС в Бушере, с другой – отменяет поставки систем ПВО.

Об иранской атомной программе, отношении Ирана к «арабской весне», о недостаточном сотрудничестве с Россией, о повороте Турции на Восток и о том, почему в Иране казнили несовершеннолетнего, в интервью Slon.ru рассказал Махмуд Реза Саджади, чрезвычайный и полномочный посол Исламской Республики Иран в России.

– Иран 35 лет ждал, когда начнет работать Бушерская АЭС. Как вы думаете, это изменит жизнь страны? У Ирана же и до сих пор проблем с энергобезопасностью не было – с такими запасами нефти и газа.

– Да, у нас есть запасы нефти и газа, точно так же, как у России и США, но это не мешает этим странам развивать и другие виды получения энергии, в том числе и строить АЭС.

Мы же не только атомную станцию построили, мы еще и солнечную энергию, и гидроэнергию используем для своих нужд. Как понимаете, нефть и газ – это исчерпываемые ресурсы, которые рано или поздно закончатся, поэтому мы не стоим на месте, развивая и другие отрасли энергоснабжения.

Вообще, аргумент о том, что у Ирана есть нефть и газ, поэтому не нужна АЭС, очень похож на ситуацию, когда у человека есть накопления, и его уговаривают не работать, жить на те деньги, что отложены. Но так не бывает! Каждый человек должен работать, чтобы удовлетворять потребности семьи.

К тому же мы все знаем про «голландский синдром», который преследует страны, где есть нефть, и всеми силами стремимся избежать этого же явления в Иране, не привязывая экономику к природным ресурсам.

– Западные страны усматривают в таком интересе к развитию атомных технологий готовность Ирана разрабатывать атомное оружие. Иран намерен со временем обзавестись собственным атомным оружием? Какие международные события могут заставить Иран ускориться в этом вопросе?

– Начнем с того, что строительство Бушерской АЭС было начато еще при режиме шаха, когда американцы сами начали строить АЭС в Иране. Почему-то тогда никто не думал о том, что это может быть первым шагом на пути создания атомного оружия. Но после революции и свержения шахского режима Штаты усмотрели в этой АЭС угрозу для всего мира. Странно, не так ли? Почему? Потому что Иран стал независимым и перестал проводить интересы США, что имело место быть при шахе. 


Понимаете, если бы Иран хотел иметь ядерное оружие, то не стал бы подписывать Договор о нераспространении ядерного оружия, как не стали его подписывать Израиль и Индия. Мы же позволяем осматривать наши объекты, у нас довольно часто бывают инспектора МАГАТЭ, которые так и не смогли найти доказательств того, что у Ирана есть разработки ядерного оружия.

У Ирана несколько причин не обзаводиться ядерным оружием. Во-первых, у Ирана есть оружие гораздо более мощное, чем ядерное. Это оружие и защищает Иран от американской агрессии. Штаты несколько лет нам угрожают, но так и не решаются напасть – только потому, что понимают, что весь народ встанет на защиту своей родины. Ни одно другое государство не сумело бы выжить, находясь под давлением, ощущаемым Ираном в течение последних 32 лет, но у Ирана получилось и выстоять, и развиваться. Восемь лет длилась война с Ираком, в то время когда весь мир поддерживал иракский режим, мы защищались и смогли отразить натиск.

И потом мы не верим в то, что ядерное оружие – это оружие сдерживания, оружие, способное не допустить войны. К тому же оно требует огромных финансовых инвестиций, которые можно направить в мирное русло.

Нет, Запад знает, что у Ирана нет цели создать ядерное оружие, и только использует как повод для давления и шантажа. И нет никаких процессов, способных заставить Иран задуматься над созданием ядерного оружия. Оно Ирану в принципе не нужно.

– Иран подал против России в Международную торговую палату иск за то, что Москва отказалась поставить в Иран ракетные комплексы С-300, сославшись на новые санкции Совбеза ООН. Это не ухудшит двусторонних отношений

– Если бы у Ирана была цель наказать Россию штрафными санкциями, то, несомненно, отношения ухудшились бы. Но Иран не считает, что продажа Россией ракетных комплексов С-300 имеет отношение к санкциям Совбеза ООН, а, подав иск в Международную торговую палату, мы хотим помочь России получить юридические предпосылки для поставки комплексов Ирану.

– Вы довольны сегодняшним уровнем развития отношений между Ираном и Россией? Что мешает развитию сотрудничества?

– Нет, абсолютно не доволен! Я считаю, что уровень торговых отношений между Ираном и Россией был бы на порядок выше, если бы российские бизнесмены знали Иран, возможности иранской экономики лучше.

Во-первых, в России экономика очень тесно переплетается с политикой, и это многое усложняет. Во-вторых, пока нет банковской кооперации, не получится наладить отношения, которые могли бы быть выгодны двум странам. В-третьих, есть прозападное лобби, которое, защищая интересы Запада, очень мешает взаимовыгодному сотрудничеству, пытаясь доказать, что с экономической точки зрения Иран ненадежный партнер.

Хотя люди, которые были в Иране или работали с иранскими партнерами, говорят совершенно обратное, т.е. о том, что есть огромный потенциал для развития экономического сотрудничества! 
И, наконец, соответствующие российские экономические субъекты очень плохо знают иранскую действительность.

– За последний год по арабскому миру прокатилась волна революций. По вашему мнению, чего здесь больше: внутренних факторов или вмешательства внешних сил?

– Это зависит от конкретной страны. Например, в Египте исключительно внутренние причины вызвали народное негодование. Режим Хосни Мубарака был диктаторским, погряз в коррупции, был зависимым от влияния американских сил, и потому мы видели, как народ вышел на улицы, чтобы свергнуть его. Так что народ Египта взял примером Иран тридцатилетней давности. В подтверждение моих слов могу привести такой факт: у Ирана столько лет не было посольства в Каире – только небольшое бюро, представляющее интересы Ирана, – но после ухода Мубарака было закрыто израильское посольство, и открыто – иранское.

А вот в Сирии – наоборот. Там работают силы извне, которые всеми способами, в том числе и финансовыми, пытаются свергнуть правительство, но мы видим, что в Сирии нет таких массовых выступлений, как в Египте. Значит, не получится скинуть сирийское правительство в угоду Западу.

– Может ли что-нибудь подобное Египту или Тунису повториться уже в современном Иране?

– Нет. Это невозможно. Иран уже прошел этот путь, мы свергли марионеточный режим шаха, и сегодня можем говорить о том, что большинство населения довольно положением дел в Иране.

– Как Иран относится к усилению влияния Турции в арабском мире?

– Турция – это братская страна, где к власти, наконец, пришли не военные, а люди, искренне верующие, что делает наши отношения теплее и ближе. И то, что Турция повернулась к исламскому миру, – это замечательно. И скажу, что если сегодня Турцию поставят перед выбором между Европой и Исламом, то Турция в интересах собственного народа выберет Ислам, несомненно.

– Не так давно иранское правительство именно под давлением Тебриза (главный город иранских азербайджанцев) выделило 900 миллионов долларов на проведение мероприятий по предотвращению высыхания озера Урмия. Так сказал глава Организации по охране окружающей среды ИРИ Мохаммад Джавад Мохаммадизаде. Это почти сразу объявили победой азербайджанцев, проживающих в Иране. Согласны с этим утверждением?

– А разве озеро Урмия находится не на территории Ирана? Конечно, оно расположено на территории Ирана, и мы делаем все, чтобы улучшить экологию в своей стране. А что касается положения азербайджанцев в Иране… Сегодня наш духовный лидер является азербайджанцем. Азербайджанцы занимают довольно высокие посты в нашей стране, потому что всегда самоотверженно служили Ирану, как и все народы, населяющие Иран, вне зависимости от своей этнической принадлежности, что и делает Иран таким сильным государством.

– Последний вопрос, который сложнее всего задать. Как возможно, что в современном Иране казнили несовершеннолетнего?

– Дело в том, что Иран живет по законам Бога, которые мы считаем более мудрыми, нежели законы, написанные человеком. По этим законам ответственность наступает уже с 17 лет.

В Иране очень трепетное отношение к человеческой жизни, и именно поэтому в нашей стране определена смертная казнь за убийство, чтобы никто не смел покушаться на жизнь другого человека. В конкретном же случае, человек знал о том, что ему грозит в случае совершения этого преступления. Тем не менее, Алиреза Молласолтани решился на убийство, движимый личной неприязнью. Государство его могло бы простить только и только в том случае, если бы преступника простили родители убитого. Они не простили. Более того, родители убитого требовали этой казни, требовали возмездия. Большинство населения довольно положением дел в Иране.

Давление, которое Соединенные Штаты и Запад в целом применяют в отношении Ирана с целью удержать его от обретения ядерного оружия, осуществляется абсолютно напрасно. У Исламской Республики уже имеется не только ядерное оружие от бывшего Советского Союза, но и достаточное количество обогащенного урана для производства нового оружия. И что еще хуже, у Ирана есть средства доставки.

Запад в течение примерно десятилетия проявлял беспокойство в связи с расширением технических возможностей Ирана в плане производства урана, будучи уверенным, что Иран работает над созданием ядерной бомбы, хотя правительство продолжает настаивать, что его программа по обогащению урана носит исключительно мирный характер.

Когда Иран начал свою ядерную программу в середине 1980-х годов, я работал в качестве шпиона ЦРУ внутри Корпуса стражей исламской революции (КСИР). Разведка стражей в то время узнала о попытке Саддама Хусейна приобрести ядерную бомбу для Ирака. Командование корпуса пришло к выводу, что им нужна ядерная бомба, потому что если она будет у Саддама, он использует ее против Ирана. В то время две страны находились в состоянии войны.

Мохсен Резэй (Mohsen Rezaei), тогдашний командир Стражей, получил разрешение от аятоллы Рухоллы Хомейни (Ruhollah Khomeini) начать скрытую программу по приобретению ядерного оружия. С этой целью Стражи вступили в контак с пакистанскими генералами и пакистанским ученым-ядерщиком Абдулом Кадиром Ханом (Abdul Qadeer Khan).

Командующий Али Шамхани (Ali Shamkhani) ездил в Пакистан, предлагая миллиарды долларов за бомбу, но все переговоры закончились вместо этого лишь чертежами и центрифугами. Первая центрифуга была доставлена в Иран на личном самолете Хомейни.

В рамках второй, но осуществляемой параллельно попытки заполучить ядерное оружие, Иран обратился к бывшим советским республикам. Когда Советский Союз распался в 1990 году, Иран страстно желал получить тысячи единиц тактического ядерного оружия, которые были распылены по бывшим республикам Союза.

В начале 1990-х годов ЦРУ попросило меня найти иранского ученого, который засвидетельствовал бы, что у Ирана есть бомба. ЦРУ узнало, что агенты иранской разведки ездили на ядерные объекты по всему бывшему Советскому Союзу, и при этом проявляли особый интерес к Казахстану.

Мусульманский Иран активно обхаживал Казахстан, на долю которого приходилась значительная часть советского арсенала, и который при этом являлся преимущественно мусульманским, и Тегеран предлагал ему сотни миллионов долларов за бомбу. Вскоре появились сообщения о том, что три ядерные боеголовки пропали. Это подтвердил и российский генерал Виктор Самойлов, который занимался вопросами разоружения для Генерального штаба. Он признал, что из Казахстана исчезли три боеголовки.

Между тем, Пол Мюнстерманн (Paul Muenstermann), тогдашний вице-президент германской федеральной службы разведки, заявил, что Иран получил две из трех ядерных боеголовок, а также средства доставки ядерного оружия средней дальности из Казахстана. Он также сообщил, что Иран приобрел четыре 152-миллиметровых ядерных боеприпаса у бывшего Советского Союза, которые, по сообщениям, были украдены и проданы бывшими офицерами Красной армии.

Что еще хуже, несколькими годами спустя российские официальные лица заявили, что при сравнении документов о передаче ядерного оружия из Украины в Россию, обнаружилось расхождение ни много ни мало в 250 ядерных боеголовок.

На прошлой неделе Мэтью Насути (Mathew Nasuti), бывший капитан ВВС США, который в какой-то момент был нанят Госдепартаментом в качестве советника для одной из провинциальных групп по восстановлению в Ираке, рассказал, что в марте 2008 года, во время брифинга по Ирану в Госдепартаменте, эксперт департамента по Ближнему Востоку сказал группе собравшихся, что это «общеизвестный факт», что Иран приобрел тактическое ядерное оружие у одной или нескольких бывших советских республик.

Подполковник Тони Шаффер (Tony Shaffer), опытный офицер разведки, награжденный «Бронзовой звездой» (военная медаль, американская военная награда за отвагу, четвертая по значимости награда в ВС США, учреждена в феврале 1944 года - прим. перев. ), рассказал мне, что его источники сообщают, что у Ирана сейчас имеется две рабочие ядерные боеголовки.

Редакционная статья в иранской газете Kayhan, газете, которая находится под прямым наблюдением аппарата духовного лидера Ирана, в прошлом году предупреждала, что если Иран будет атакован, последуют ядерные взрывы в американских городах.

Несмотря на твердое знание того, что иранские лидеры стремятся обрести ядерное оружие, западные лидеры выбрали путь переговоров и умиротворения, в надежде найти решение иранского вопроса. Прошло примерно три года работы администрации Обамы, и мы должны признать, что политика сначала пряника в виде доброй воли и сотрудничества, а потом кнута в виде санкций не смогла убедить иранцев отказаться от ядерной программы, и не смогла сдержать их агрессивное позиционирование. Сегодня иранские лидеры, несмотря на четыре набора санкций ООН, продолжают реализацию и своей ракетной программы, и программы в области ядерного обогащения, и у них достаточное количество обогащенного урана для создания шести ядерных бомб, согласно данным последнего отчета Международного агентства по атомной энергии (МАГАТЭ).

Иран и распространение ядерного оружия

Будущее ирано-американских отношений зависит – по крайней мере в краткосрочной перспективе – от разрешения во многом «технической» проблемы военного свойства. Когда я пишу эти строки, происходят потенциально эпохальные перемены в военном балансе региона и в психологическом равновесии. Это связано со стремительной эволюцией Ирана к статусу ядерной державы в ходе переговоров с постоянными членами Совета Безопасности ООН и Германией (П5+1). Остающийся в тени обсуждения технических и научных возможностей, этот вопрос на самом деле представляет собой фокус международного порядка, ведь речь идет о способности международного сообщества обеспечить соблюдение обоснованных требований на фоне поистине изощренного неприятия, о реальной готовности клерикального режима к сотрудничеству и о перспективах гонки ядерных вооружений в наиболее нестабильном регионе мира.

Традиционный баланс сил опирается на военную и промышленную мощь. Его возможно изменить только постепенно – или через завоевания. Современный баланс сил отражает уровень научного развития и может оказаться под угрозой вследствие каких-либо разработок на территории одного-единственного государства. Никакое завоевание не могло бы укрепить советскую военную мощь сильнее, чем стремление разрушить американскую ядерную монополию конца 1940-х годов. Аналогично, распространение ядерного оружия не может не отразиться на региональном балансе – и на международном порядке – и обернется целым рядом активных противодействий.

На протяжении холодной войны американское руководство строило свои международные стратегии в контексте внушающей страх концепции взаимного сдерживания: мы понимали, что ядерная война повлечет жертвы в масштабах, сопоставимых с гибелью человечества. Кроме того, руководство сознавало, что готовность пойти на крайние меры – хотя бы до определенного момента – имеет важное значение, если мы не желаем допустить, чтобы мир скатился в безжалостный тоталитаризм. Сдерживание в рамках этих «параллельных кошмаров» было возможно, поскольку на планете имелись всего две ядерные сверхдержавы. Каждая провела сопоставимые оценки рисков применения ядерного оружия. Но едва ядерное оружие стало распространяться по свету, политика сдерживания начала превращаться в фикцию, а сама концепция сдерживания утрачивала смысл. В современном мире уже очень сложно сообразить, кто кого сдерживает и на каких основаниях.

Даже если предположить, что «новые» ядерные страны проведут те же расчеты выживаемости, что и СССР с США, в отношении военных действий друг против друга – а это весьма сомнительное допущение, – данные страны все равно способны подорвать нынешний международный порядок, причем сразу в нескольких аспектах. Сложность защиты ядерных арсеналов и установок (равно как и создание комплексных систем предупреждения, по примеру передовых ядерных государств) увеличивает шансы на развязывание войны – из-за соблазна внезапного нападения и превентивного удара. Кроме того, ядерное оружие можно использовать в качестве «щита» от нападений экстремистов. (А другие ядерные державы не смогут проигнорировать атомную войну у своих границ.) Наконец, опыт «частного» распространения ядерного оружия из технически дружественного США Пакистана в Северную Корею, Ливию и Иран имеет самые серьезные последствия для международного порядка, поскольку страна-распространитель формально не считается государством-изгоем.

На пути к созданию собственного ядерного потенциала нужно преодолеть три препятствия: приобрести системы доставки, наладить производство расщепляющихся материалов и начать производство боеголовок. Что касается систем доставки, сегодня существует обширный открытый рынок, где главными продавцами выступают Франция, Россия и в некоторой степени Китай; требуются прежде всего финансовые ресурсы. Иран уже приобрел исходную технологию и может развивать ее по собственному усмотрению. Технология производства боеголовок также не является тайной за семью печатями, а само подобное производство сравнительно легко спрятать от наблюдателей. Пожалуй, наилучший, если не единственный, способ предотвратить появление новой ядерной державы – вмешательство в процесс обогащения урана. Необходимым элементом этого процесса является применение центрифуг – устройств, производящих обогащенный уран. (Обогащение плутония тоже опасно и тоже обсуждается на соответствующих переговорах.)

Чтобы предотвратить развитие ядерного потенциала Ирана, Соединенные Штаты и другие постоянные члены Совета Безопасности ООН уже более десяти лет (сменилось две администрации с обеих сторон) ведут переговоры. Шесть резолюций Совета Безопасности ООН с 2006 года требовали от Ирана прекратить программу обогащения урана. Три американских президента от обеих партий, все постоянные члены Совета Безопасности ООН (в том числе Китай и Россия) и Германия, руководство Международного агентства по атомной энергии – все заявляли и продолжают заявлять, что наличие у Ирана ядерного оружия неприемлемо и что Иран должен немедленно прекратить обогащение урана. И ради достижения этой цели никакие средства не считаются непозволительными – по словам сразу двух американских президентов.

Налицо стабильное развитие иранской ядерной программы – на фоне постепенного смягчения позиции Запада. Когда Иран проигнорировал резолюции ООН и построил центрифуги, Запад выдвинул ряд предложений, всякий раз повышая «степень разрешенного» – то настаивал, чтобы Иран полностью прекратил обогащение урана (2004), то допустил возможность производства низкообогащенного (НОУ, менее 20 %) урана (2005), то предложил, чтобы Иран экспортировал большую часть своих запасов НОУ, а Франция и Россия могли бы производить топливные стержни с 20 %-ным ураном (2009), то согласился позволить Ирану сохранить достаточно запасов НОУ для работы исследовательского реактора – при условии, что Иран прекратит деятельность комплекса центрифуг в Фордо (2013). Некогда этот комплекс считался секретным объектом; после обнаружения завода Запад упорно требовал его полного закрытия. Ныне западные условия допускают, что работу комплекса можно лишь приостановить, с гарантиями, затрудняющими повторный запуск. В 2006 году была создана группа П5+1 для координации позиций международного сообщества, и ее представители требовали от Ирана остановить ядерную программу до начала переговоров; в 2009 году об этом условии уже никто не вспоминал. В подобной ситуации Ирану, разумеется, нет ни малейшего повода воспринимать любую инициативу как окончательную. Действуя ловко и дерзко, он на каждом этапе кризиса выказывал меньше интереса к компромиссу, нежели группа западных держав, и тем самым добивался все новых и новых уступок.

Когда начались переговоры (2003), Иран имел 130 центрифуг. На момент написания этой книги число центрифуг достигло примерно 19 000 (лишь половина используется). До начала переговоров Иран не имел возможности расщеплять уран; в промежуточном соглашении за ноябрь 2013 года Иран признал, что обладает 7 тоннами низкообогащенного урана (с учетом количества центрифуг в стране, этот запас может быть превращен в оружие за несколько месяцев, и его хватит на производство 7–10 бомб наподобие той, что была сброшена на Хиросиму). Да, Иран пообещал ликвидировать около половины своего запаса, но не напрямую: 20 %-ный уран всего лишь переведут в форму, из которой его легко восстановить до исходного состояния, и мощности для этого у Ирана найдутся. В любом случае, с таким количеством центрифуг обогащение до 20 процентов уже видится несущественным, поскольку уран, обогащенный до 5 процентов (пороговое значение, выдаваемое за достижение переговорщиков), можно обогатить до нужной степени за те же несколько месяцев.

Точки зрения представителей обеих сторон на переговорах отражают различную трактовку мирового порядка. Иранцы фактически открыто заявили, что не откажутся от выбранного курса, и их не пугают возможные атаки ядерных объектов Ирана. Западные участники переговоров убеждены (и, подчеркивая свою приверженность миру и дипломатии, периодически говорят об этом вслух), что последствия военного нападения на Иран несравнимы с рисками дальнейшего развития иранского ядерного потенциала. Их доводы подкрепляются «мантрой» профессионалов: из каждого тупика есть выход – новое предложение, за которое они несут ответственность. Для Запада главный вопрос состоит в том, возможно ли найти дипломатическое решение или потребуются военные меры. В Иране же ядерная программа рассматривается как один из пунктов борьбы за новый региональный порядок и идеологическое доминирование, борьбы, что ведется всюду и везде, способами мирными и военными – от военизированных операций до дипломатии, официальных переговоров, пропаганды, политических диверсий, и все эти способы равно усиливают общий эффект. В этом контексте стремление к соглашению должно учитывать тот факт, что Тегеран хотя бы изучит шансы на смягчение напряженности, чтобы избавиться от санкций, но сохранить атомную инфраструктуру и максимальную свободу действий, а к реализации ядерной программы вернуться позже.

По временному соглашению в ноябре 2013 года Иран согласился приостановить обогащение урана в обмен на снятие некоторых международных санкций, наложенных за нарушение резолюций Совета Безопасности ООН. Но поскольку соглашение позволяло Ирану продолжать обогащение еще полгода, срок договоренностей истечет к моменту, когда должно быть готово постоянное соглашение. Практические последствия очевидны: Запад де-факто признал иранскую ядерную программу и не стал уточнять (как говорили у нас) ее масштабы.

Переговоры о постоянном соглашении продолжаются. Условия – или хотя бы возможность их выработки – пока неизвестны, но ясно, что они, как и многое на Ближнем Востоке, затронут «красную линию». Станут ли западные переговорщики (от лица группы П5+1) настаивать, что ограничения коснутся процесса обогащения, как сформулировано в резолюциях ООН? Это чрезвычайно сложная задача. Ирану придется сократить количество центрифуг до уровня, соответствующего правдоподобным цифрам гражданской ядерной программы, и уничтожить или законсервировать остальные. Такой исход, фактический отказ от военной ядерной программы, сулит перспективу кардинального изменения отношений Запада с Ираном, особенно если стороны согласятся вдобавок сообща бороться против суннитского и шиитского воинствующего экстремизма, активно угрожающего региону.

Учитывая неоднократные заявления верховного лидера Ирана, что Иран не откажется от мощностей, которыми уже располагает, – эти заявления подкреплял своими разъяснениями целый сонм старших иранских чиновников, – иранцы, судя по всему, намерены договариваться об отказе от производства боеголовок или о сокращении числа центрифуг до минимума, который позволяет при необходимости вернуться к реализации военной ядерной программы. При такой схеме Иран продемонстрирует международному сообществу верность фетве своего руководителя о недопущении производства ядерного оружия (текст этой фетвы не публиковался, и его никто не видел – только иранские лидеры); он готов взять на себя обязательства по отказу от создания ядерного оружия и допустить инспекторов для контроля выполнения соглашений. Конечно, все будет зависеть от количества времени, которое потребуется Ирану на создание ядерного оружия после нарушения договоренностей, буде их удастся подписать. Иран сумел построить два секретных комплекса по обогащению урана буквально в разгар международных инспекций, а потому при подготовке соглашения нужно учитывать возможность подобных действий с его стороны и в дальнейшем. И нельзя оставлять Иран в качестве «виртуальной» ядерной державы – ведь эта страна способна стать ядерной куда быстрее, чем к такому варианту сможет подготовиться любой «неядерный» сосед или успеет вмешаться любая ядерная держава.

Иран с исключительным мастерством и ловкостью реализует провозглашенную цель подрыва государственного строя на Ближнем Востоке и вытеснения Запада из региона. Не важно, создаст он и испытает ядерное оружие в ближайшее время или «просто» сохранит такую возможность, – последствия подобного исхода для регионального и глобального порядков сопоставимы. Даже если Иран удовлетворится потенциальным шансом создать ядерное оружие, он добьется этого вопреки самым всеобъемлющим международным санкциям, когда-либо налагавшимся на какую-либо страну. Геостратегические конкуренты Ирана, то есть Турция, Египет и Саудовская Аравия, тоже примутся разрабатывать или приобретать ядерное оружие, ибо желание догнать Иран станет непреодолимым. Риск израильского превентивного удара значительно возрастет. Что касается Ирана, он, выдержав санкции и создав ядерный арсенал, укрепит свой авторитет, припугнет соседей и усугубит свои способности к традиционным методам ведения войн.

Утверждалось, что новый подход к американо-иранским отношениям сформируется в ходе переговоров по ядерной программе, и это позволит компенсировать «отступление» Запада с исторических позиций. Часто ссылаются на отношения Америки с Китаем, которые эволюционировали от враждебности к взаимному признанию и даже сотрудничеству за относительно короткий период времени в 1970-х годах. Иран можно убедить, как иногда говорят, не размахивать столь вызывающе виртуальной ядерной «дубиной» в обмен на добрую волю и стратегическое сотрудничество с Соединенными Штатами.

Сравнение, увы, хромает. Китай имел сорок две советские дивизии на своей северной границе после десятилетней эскалации взаимной вражды, да и внутри страны начались неурядицы. У него были все основания искать «альтернативную» международную систему, в которой можно закрепиться. В отношениях Запада с Ираном столь очевидные поводы к кооперации отсутствуют. За последние десять лет Иран увидел крушение двух своих самых серьезных противников – режима талибов в Афганистане и режима Саддама Хусейна в Ираке (по иронии судьбы, оба свергнуты американцами) – и усилил свое влияние и военное присутствие в Ливане, Сирии и Ираке. Два нынешних главных конкурента за влияние в регионе, Египет и Саудовская Аравия, заняты внутренними проблемами, тогда как Иран быстро их преодолел (видимо, успешно), подавив оппозицию в ходе демократического восстания 2009 года. Лидеров Ирана принимают в международном респектабельном обществе, не требуя сколько-нибудь значимых изменений текущей политики, а западные компании были готовы инвестировать в страну даже в период санкций. Как ни удивительно, рост суннитского экстремизма вдоль границ Ирана может заставить Тегеран задуматься. Но столь же вероятно, что Тегеран рассматривает нынешний стратегический ландшафт как складывающийся в его пользу, а свой революционный курс – как вполне оправданный. Какой именно вариант выберет Иран, зависит от его собственных предпочтений, а не от американских представлений.

До сих пор Иран и Запад вкладывали каждый свой смысл в саму концепцию переговоров. Американские и европейские переговорщики с осторожным оптимизмом рассуждали о перспективах соглашения по ядерной программе и проявляли максимальную сдержанность в публичных комментариях в надежде обеспечить благоприятную атмосферу – а аятолла Хаменеи назвал ядерные переговоры частью «вечной религиозной борьбы», когда переговоры – разновидность сражения, и компромисс недопустим. В мае 2014 года, за шесть недель до истечения промежуточного соглашения, верховный лидер Ирана, как сообщается, описал переговоры по ядерной программе следующим образом:

«Причина, по которой мы стремимся продолжать бой, не в том, что исламское руководство воинственно. Просто логично, переплывая море, где кишат пираты, полностью снарядиться и быть готовым и способным защищать себя.

В таких обстоятельствах у нас нет другого выбора, кроме как продолжать бой и позволить этому факту определять внутреннюю и внешнюю политику страны. Те, кто стремится к соглашательству и хочет сдаться оккупантам, обвиняя Исламскую Республику в разжигании войны, на самом деле совершают предательство.

Все чиновники страны, занимаются ли они экономикой, наукой, культурой, политикой, законотворчеством или зарубежными переговорами, должны сознавать, что воюют и продолжают борьбу за создание и выживание исламской системы… Джихад никогда не закончится, потому что сатана и сатанинский фронт будут существовать вечно».

Для национальных государств история играет ту же роль, что характер для человека. В случае гордого Ирана с его богатой историей можно выделить три периода, три трактовки международного порядка. Политика государства, существовавшего до революции Хомейни, заключалась в охране своих границ, уважении к суверенитету других стран и желании вступать в союзы – на деле, в преследовании собственных национальных интересов в рамках вестфальских принципов. Имперская же традиция помещает Иран в центр цивилизованного мира; автономия соседних стран в этом случае подлежит искоренению, насколько возможно. Наконец, есть джихадистский Иран, описанный выше. В какой из этих традиций нынешние высокопоставленные иранские официальные лица черпают вдохновение? Если мы полагаем, что произошла радикальная перемена, что к ней привело? Конфликт психологический или стратегический? Как он разрешится – через изменение отношений или изменение политики? Если последнее, к какому именно изменению следует стремиться? Можно ли примирить различные взгляды на мировой порядок? Или мир должен ждать, пока пыл джихадистов не иссякнет, как произошло ранее, в Османской империи, из-за смены динамики власти и «домашних» приоритетов? От ответов на эти вопросы зависит будущее американо-иранских отношений – и, может быть, мир во всем мире.

Соединенным Штатам Америки следует быть готовыми к достижению геополитического взаимопонимания с Ираном на основе вестфальских принципов невмешательства – и разработать совместимую концепцию регионального порядка. До революции Хомейни Иран и Соединенные Штаты были де-факто союзниками, и этот союз базировался на трезвой оценке национальных интересов, причем здраво мыслили американские президенты от обеих партий. Иранские и американские национальные интересы воспринимались как совпадающие. Обе страны выступали против господства в регионе сверхдержавы, каковой на тот момент был Советский Союз. Обе демонстрировали желание уважать суверенитет друг друга в своей ближневосточной политике. Обе поддерживали экономическое развитие региона, пусть даже частичное, «фрагментарное». С американской точки зрения имеются все основания восстановить такие отношения. Напряженность между Ираном и США возникла в результате принятия Тегераном джихадистской риторики и прямых нападок на американские интересы и систему международного порядка.

Каким образом Иран синтезирует свое комплексное наследие, будет зависеть в значительной степени от внутренней динамики; в стране столь сложной культурно и политически эта динамика выглядит непредсказуемой для сторонних наблюдателей и не подвержена влиянию внешних угроз и уговоров. С каким бы «лицом» Иран ни выходил в мир, факт остается фактом: Ирану предстоит выбор. Он должен решить, страна ли он или территория. Соединенные Штаты должны стремиться к сотрудничеству и всячески его поощрять. Но упорства и решимости западных переговорщиков – разумеется, необходимого условия подобной эволюции – недостаточно, чтобы обеспечить желаемый исход. Отказ Ирана от поддержки таких групп, как «Хезболла», станет важным и принципиальным шагом к восстановлению конструктивных двусторонних отношений. Вопрос в том, видит ли Иран в хаосе на своих границах угрозу – или возможность реализовать тысячелетнюю мечту?

Соединенные Штаты должны развивать стратегическое понимание происходящего. Представители администрации, объясняющие умаление американской роли на Ближнем Востоке, рассуждают о сбалансированной системе суннитских государств (плюс, возможно, Израиль) как противовес Ирану. Даже возникни подобное образование на самом деле, его жизнеспособность гарантируется только активной американской внешней политикой. Ведь баланс сил не является статичным, его составные части пребывают в постоянном движении. Соединенные Штаты необходимы в качестве арбитра и останутся таковым в обозримом будущем. А потому важно, чтобы Америка оказалась ближе к любому из соперников, чем они друг к другу, и не позволила втянуть себя в геополитические игрища, особенно в экстремистской форме. Преследуя собственные стратегические цели, Соединенные Штаты могут стать ключевым фактором – возможно, единственным, – на основании которого Иран определит, что ему выбрать: путь революционного ислама или путь великой страны, легитимной и действующей в рамках вестфальских принципов. Но Америка способна сыграть эту роль лишь в случае, если останется и передумает уходить.